Неточные совпадения
Петрицкий был молодой поручик, не особенно знатный и не только не богатый, но кругом в долгах, к вечеру всегда пьяный и часто за разные и смешные и грязные истории попадавший
на гауптвахту, но любимый и товарищами и начальством.
— Не посадили ли
на гауптвахту опять, или в полицию? Я каждый день жду…
— Ну, нечего делать: скажу
на Козлова. Он совсем заплесневел: пусть посидит
на гауптвахте, а потом опять примется за греков…
Сердце усиленно и веско билось — я слышал каждый удар. И все так мне было мило, все так легко. Проходя мимо
гауптвахты на Сенной, мне ужасно захотелось подойти к часовому и поцеловаться с ним. Была оттепель, площадь почернела и запахла, но мне очень нравилась и площадь.
Возвращаясь в город, мы, между деревень, наткнулись
на казармы и
на плац. Большие желтые здания, в которых поместится до тысячи человек, шли по обеим сторонам дороги. Полковник сидел в креслах
на открытом воздухе,
на большой, расчищенной луговине, у
гауптвахты; молодые офицеры учили солдат. Ученье делают здесь с десяти часов до двенадцати утра и с пяти до восьми вечера.
На площади были два-три довольно большие каменные дома, казенные, и, между прочим,
гауптвахта; далее шла улица.
Убийца и секунданты арестованы, но, как говорят, хотя их и посадили
на гауптвахту, их выпустят через две недели.
Тот, мужик, убил в минуту раздражения, и он разлучен с женою, с семьей, с родными, закован в кандалы и с бритой головой идет в каторгу, а этот сидит в прекрасной комнате
на гауптвахте, ест хороший обед, пьет хорошее вино, читает книги и нынче-завтра будет выпущен и будет жить попрежнему, только сделавшись особенно интересным.
Солдат не вытерпел и дернул звонок, явился унтер-офицер, часовой отдал ему астронома, чтоб свести
на гауптвахту: там, мол, тебя разберут, баба ты или нет. Он непременно просидел бы до утра, если б дежурный офицер не узнал его.
Государь, увидев несколько лиц, одетых в партикулярных платьях (в числе следовавших за экипажем), вообразил, что это были лица подозрительные, приказал взять этих несчастных
на гауптвахты и, обратившись к народу, стал кричать: „Это все подлые полячишки, они вас подбили!“ Подобная неуместная выходка совершенно испортила, по моему мнению, результаты».
— И заметьте, — отвечал я ему, — как далеко идет это различие: в Москве вас непременно посадят
на съезжую, а в Петербурге сведут
на гауптвахту.
И сколько десятков раз приходилось выскакивать им
на чествование генералов! Мало ли их «проследует» за день
на Тверскую через площадь! Многие генералы издали махали рукой часовому, что, мол, не надо вызванивать, но были и любители, особенно офицеры, только что произведенные в генералы, которые тешили свое сердце и нарочно лишний раз проходили мимо
гауптвахты, чтобы важно откозырять выстроившемуся караулу.
А «заря» — это особый военный артикул, исполнявшийся караулом
на гауптвахте утром и вечером.
После вечерней «зари» и до утренней генералов лишают церемониала отдания чести. Солдаты дремлют в караульном доме, только сменяясь по часам, чтобы стеречь арестантов
на двух постах: один под окнами «клоповника», а другой под окнами
гауптвахты, выходящими тоже во двор, где содержались в отдельных камерах арестованные офицеры.
Вывели
на гауптвахту, где я увидел двух товарищей.
— Ах, виноват, — поправился Сарматов, придавая своей щетинистой, изборожденной морщинами роже серьезное выражение, — у меня тогда оторвало пуговицу у мундира, и я чуть не попал за это
на гауптвахту. Уверяю вас… Такой странный случай: так прямо через меня и переехали. Представьте себе, четверка лошадей, двенадцать человек прислуги, наконец орудие с лафетом.
— Подпоручик… Ромашов… Командир полка объявляет вам… строжайший выговор…
На семь дней…
на гауптвахту… в штаб дивизии… Безобразие, скандал… Весь полк о…..и!.. Мальчишка!
Так Драгомиров сделал рупор — вот так вот — и кричит: «Поручи-ик, тем же аллюром
на гауптвахту,
на двадцать один день, ма-арш!..»
Ромашов задумался. Шальная, мальчишеская мысль мель-кнула у него в голове: пойти и попросить взаймы у полкового командира. «Воображаю! Наверное, сначала оцепенеет от ужаса, потом задрожит от бешенства, а потом выпалит, как из мортиры: „Что-о? Ма-ал-чать!
На четверо суток
на гауптвахту!“
— Ну, вот что, молодой человек! Я сам был молод, сам кутил. Прощаю вас
на первый раз. Извольте уходить домой! Следовало бы вас за эти медали и за все поведение
на гауптвахту, но я прощаю. Идите!
Но через полчаса Nicolas был арестован и отведен, покамест,
на гауптвахту, где и заперт в особую каморку, с особым часовым у дверей.
Он меня действительно нагоняет, оглядел меня и тут же говорит: «Углаков, встань ко мне
на запятки, я свезу тебя
на гауптвахту!» Я, конечно, встал; но не дурак же я набитый, — я калоши мои преспокойно сбросил.
«Возьми, говорит, Углакова
на гауптвахту, — он в калошах!» Тогда я протестовал.
Великий князь привез меня
на гауптвахту, сам повел к караульному офицеру.
Савоськин имел черные кудри, которые очень холил, хотя начальство не раз сажало его за них
на гауптвахту и стригло под гребенку.
Но этот помпадур, даже среди необыкновенных, был самый необыкновенный. Начальственного любомудрия не было в нем нисколько. Во время прогулок, когда прохожие снимали перед ним шапки, он краснел; когда же усматривал, что часовой
на тюремной
гауптвахте, завидев его, готовится дернуть за звонок, то мысленно желал провалиться сквозь землю и немедленно сворачивал куда-нибудь в сторону.
Меня вдруг и зовут: я ничего не знаю, являюсь как был — и прямо поехал за это
на гауптвахту.
Бегушев припомнил, как она приехала к нему
на гауптвахту, когда он содержался там за дуэль с ее мужем, припомнил, как она жила с ним в лагере
на Кавказе и питалась одними сухарями с водой.
— Не смей трогать! — вмешивается солдат с пикой. —
На гуптевахту [Гуптевахта (правильно: «гауптва́хта») — караульное помещение.] стащить его надо.
Ты казнокрад — шествуй в Сибирь; ты отрастил гриву — садись
на гауптвахту.
Ко всем зыбинским забавам следует присовокупить их 5-ти верстное катанье по льду до Мценска. Самому мне с Андреем Карповичем приходилось не раз кататься
на одиночке или парой в городе с кучером Никифором, который, проезжая мимо
гауптвахты, часто раскланивался с кем-то, стоявшим за сошками в грязном овчинном полушубке.
На вопрос — «кто это?» Никифор отвечал: «Да это Борис Антонович Овсянников, бывший папашин секретарь, что теперь под судом».
— С ним с самым… Поедом он меня ест и со свету сживает. Того гляди, подведет, а генерал в рудники законопатит да еще
на гауптвахте измором сморит.
В случае ослушания музыкантов садили
на гауптвахту, как простых солдат.
У ворот генеральского дома устроена была
гауптвахта с пестрой будкой и такой же пестрой загородкой;
на пестром столбике висел медный колокол, которым «делали тревогу», когда генерал выезжал из дому или приезжал домой.
Ну, о том, что я в офицерских чинах выкомаривал, не буду распространяться. Подробности письмом. Скажу коротко: пил, буянил, писал векселя, танцевал кадриль в публичных домах, бил жидов, сидел
на гауптвахте. Но одно скажу: вот вам честное мое благородное слово — в картах всегда бывал корректен. А выкинули меня все-таки из-за карт. Впрочем, настоящая-то причина была, пожалуй, и похуже. Эх, не следовало бы. Ну, да все едино — расскажу.
Курдюмов содержится
на гауптвахте и очень, говорят, тоскует. Все это передавал мне Гарновский, который неимоверно ласкается ко мне и каждый почти день бывает у меня. Он, кажется, очень боится, чтобы ему не досталось чего-нибудь за дуэль.
— А на-те вот, посмотрите… полюбуйтесь, — отвечал тот и вынул из портфеля журналы Приказа, разорванные
на несколько клочков. — Ей-богу, служить с ним невозможно! — продолжал старик, только что не плача. — Прямо говорит: «Мошенники вы, взяточники!.. Кто, говорит, какой мерзавец писал доклад?» — «Помилуйте, говорю, писал сам бухгалтер». — «
На гауптвахту, говорит, его; уморю его там».
На гауптвахту велел вам идти
на три дня. Ступайте.
— Меня
на гауптвахту прислали, чтобы посадили, — отвечал Иосаф.
— Это-то я знаю, что вы сумеете сделать, знаю это!.. — произнес почти с бешенством Иосаф и ушел; но, выйдя
на улицу и несколько успокоившись
на свежем воздухе, он даже рассмеялся своему положению: он сам должен был идти и сказать, чтобы его наказали. Подойдя к
гауптвахте, он решительно не находился, что ему делать.
— Что ж ты уж очень разблагодарствовался! — прикрикнул, наконец, старик, приняв несколько начальнический тон. — Тебе сказано приказанье: ступай
на три дня
на гауптвахту, — больше и разговаривать нечего!
Он терпеть не мог Аракчеева, а Балясникова все-таки называл буяном, которого следовало бы лечить
на гауптвахте.
— Очень рад, очень рад… — начал он. — А я прикажу посадить вашего мужа
на гауптвахту за то, что он до сих пор скрывал от нас такое сокровище. Я к вам с поручением от жены, — продолжал он, подавая ей руку. — Вы должны помочь нам… М-да… Нужно назначить вам премию за красоту… как в Америке… М-да… Американцы… Моя жена ждет вас с нетерпением.
Лет двадцать назад в Киеве произошел такой случай. Д-р Проценко был приглашен
на дом к одному больному; он осмотрел его, но, узнав, что у больного нет средств заплатить за визит, ушел, не сделав назначения. Доктор был привлечен к суду и приговорен к штрафу и аресту
на месяц
на гауптвахте. Многочисленная публика, наполнявшая судебную залу, встретила приговор аплодисментами и криками «браво!».
Что касается до Горданова, Подозерова и Висленева, то о них вспомнили только
на другой день и, ввиду болезненного состояния Горданова и Подозерова, подчинили их домашнему аресту в их собственных квартирах; когда же пришли к Висленеву с тем, чтобы пригласить его переехать
на гауптвахту, то нашли в его комнате только обрывки газетных листов, которыми Иосаф Платонович обертывал вещи; сам же он еще вчера вечером уехал бог весть куда.
В полку рассказывали про него, будто он хвастался тем, что он с своим денщиком справедлив, но строг, будто он говорил: «Я редко наказываю, но уж когда меня доведут до этого, то беда», и что, когда пьяный денщик обокрал его совсем и стал даже ругать своего барина, будто он привел его
на гауптвахту, велел приготовить все для наказания, но при виде приготовлений до того смутился, что мог только говорить: «Ну, вот видишь… ведь я могу…» — и, совершенно растерявшись, убежал домой и с той поры боялся смотреть в глаза своему Чернову.
На гауптвахте заиграли горнисты.
После приема Александр Васильевич пошел пешком по улице. За ним валила толпа народа. Придя
на гауптвахту, он заметил, что караулу был принесен обед, сел вместе с солдатами, с большим аппетитом поел каши и затем поехал к французскому королю-претенденту, жившему в Митаве.
Последний предложил отцу Лавру взять образ и благословить народ.
На гауптвахте нашли ветхий лик пророка Ильи, восходящего
на небо, подали священнику, и он, прочитав молитву, благословил народ.
— Ему гораздо безопаснее находиться
на гауптвахте, нежели
на квартире! — заговорили они тогда.
Поселяне сказали ему «вставай» и повели через площадь обратно
на гауптвахту, говоря, что
на другой день таким же образом будут допрашивать и других арестованных.